Приняв душ долго рассматриваю себя в зеркале обнаженной. Прошло почти четыре дня после родов, а тело как ни странно выглядит достаточно неплохо, если не считать две мелких растяжки внизу живота. Возможно так произошло потому что строение тела у меня худощавое, да и беременный живот был совсем небольшим. Грудь… грудь стала немного больше, жаль только, что молоко так и не пришло от сильного стресса.

Я невольно задумываюсь над тем — понравлюсь ли я Рустаму такой… неидеальной? Не сейчас, но чуть позже. Если он только захочет меня, сделает своей, я просто не посмею ему отказать, потому что сама это предложила. Укутавшись в полотенце выбрасываю эти глупости из головы и возвращаюсь в комнату, где звучит телефонный звонок.

Взглянув на экран чувствую, как тревожно барабанит сердце. Молюсь, чтобы ничего плохого не случилось, а известия были исключительно хорошими.

— Алло. Слушаю Вас, говорите! — нервы натянуты до предела, но как только звонящий начинает говорить я выдыхаю.

Это неонатолог из клиники, который воодушевленно сообщает мне, что малышка начала дышать самостоятельно, но ещё слишком слаба, чтобы покидать реанимацию.

— Спасибо Вам. Я ждала от Вас звонка в любое время суток, — произношу, сжимая трубку в руке. — Скажите, как скоро я смогу её увидеть?

На другом конце провода слышится напряженное молчание, которое, к счастью, длится всего несколько секунд.

— Приезжайте прямо сегодня. Да, сегодня. Как можно раньше.

Долго упрашивать меня не нужно. Я завязываю всё ещё влажные волосы в пучок, надеваю на себя джинсы и гольф под горло. Хватаю телефон и сумочку и выбегаю из комнаты. К моей радости мне удается быстро найти Михаила — он на чеку и всегда рад стараться, чтобы угодить мне. Амбал быстро заводит машину под крики Ирины о том, что я так и не позавтракала, и без проблем доставляет меня к родильному дому.

Когда я оказываюсь у входа в отделение реанимации то чувствую, как мои внутренности сильно сжимаются от волнения. Скоро я увижу тебя, кроха. Очень и очень скоро. Неонатолог узнает меня и, взяв под руку, ведёт по длинным коридорам вручив специальную маску, халат и бахилы. Я догадываюсь, что в реанимацию меня пускают только потому, что он попросил. Не думаю, что слезами матери можно растрогать здешний медперсонал.

— Только не плачьте — дети всё чувствуют, — предупреждает мужчина-неонатолог, открывая для меня дверь.

Свою дочку я узнаю сразу, едва переступаю порог палаты. По запаху, по внешности, по тому как отчётливо реагирует моё сердце на неё. Я уверена, без каких-либо анализов и документов, что она — моя. Такая, какой я всегда её себе представляла. Чёрные длинные волосики, крошечные пальчики, нахмуренные бровки и губки… Совершенно чудесные идеальные губки, которые она поджимает во сне. В нерешительности застываю рядом с её кювезом и ощущаю, как по телу разливается непривычное тепло. Ради тебя я всё смогу, Надюша.

— Она спит, но скоро должна проснуться, — предупреждает доктор, взглянув на часы.

Я не знаю, можно ли мне касаться её, трогать крошечные пальчики, поэтому стою в нерешимости и безотрывно смотрю. Моя девочка утыкана трубочками, но даже с ними кажется самой прелестной малышкой на всём белом свете.

— Недавно мы получили партию прекрасных медикаментов из Германии. Их прислал Ваш муж, — произносит доктор и я вздрагиваю.

Шутка ли, что наши с Рустамом фамилии являются одинаковыми. Поэтому вполне логично, что доктор принял Тахирова за моего мужа. Я молча киваю и внимаю его словам.

— Эти препараты помогут быстро восстановиться девочке. К сожалению, в России таких не продают и не изготавливают, — продолжает доктор. — А перевозка из Германии дело хлопотное — нужно, чтобы ампулы находились в специальных морозильных камерах. Но Вашему мужу это оказалось под силу. Вот что значит настоящая отцовская любвь.

В области грудной клетки разрастается новое для меня чувство по отношению к Рустаму — благодарность. Ненависть… она куда-то исчезла, испарилась. Плевать, что было до — главное, что он делает сейчас.

Малышка тут же просыпается. Открывает свои темные глазки и несколько раз подряд моргает, глядя прямо на меня.

— Можно… можно мне потрогать её?

— Естественно! Иначе я бы Вас не звал сюда. Она нуждается в Вашей любви и присутствии особенно сейчас, когда немного окрепла.

Её ладошка мягкая и теплая. Нежнее, кажется, просто не может быть. Я вожу пальцем по её гладенькой коже и верю в то, что она чувствует мою к ней любовь.

***

Домой я возвращаюсь, когда на улице стемнело. Задерживаюсь, потому что прошу Мишу покатать меня по городу. Молча, без музыки и лишнего шума. Я хочу слышать звук мотора, суету улицы, хочу куда-то ехать, а не стоять на месте. Не хочу возвращаться в комнату, где пустует дочкина кроватка, потому что за тот час, который я провела в реанимации уже привязалась к своей Наденьке.

Но Мише звонят. Судя по напряженному выражению лица амбала — звонит Рустам. Он коротко что-то отвечает боссу, а затем на ближайшем «красном» поворачивается в мою сторону с виноватым выражением лица.

— Я всё понимаю, Миш. Давай домой.

В особняке почти не горит свет. Я поднимаюсь на второй этаж и натыкаюсь на Ирину. Она сообщает мне, что Рустам Ильдарович ждёт меня в своём кабинете. Я никогда не бывала там ранее, поэтому подхожу к массивной дубовой двери и несмело стучу. После короткого: «Войдите» переступаю порог и замираю посреди комнаты. Здесь горит тусклый свет. Рустам вальяжно сидит в кресле с высокой спинкой и попивает виски. Выглядит почему-то уставшим и раздраженным. Рубашка расстегнута на две верхние пуговицы, на нем нет пиджака, а лицо покрывает заметная тёмная щетина.

Я впервые задумываюсь над тем, что совершенно не знаю, чем он живёт. Странно — мы постоянно находимся под одной крышей, но так друг от друга далеки. Мне почему-то хочется знать, есть ли у него постоянная любовница и какие у него увлечения. Тахиров пьёт ещё. Делает очередной глоток и не отводит от меня свой пристальный взгляд.

Я прохожу по кабинету неторопливыми шагами и останавливаюсь напротив него. Слова благодарности здесь лишние — одних моих: «Спасибо» будет недостаточно за то, что он делает для меня и моей дочери. Мне хочется, чтобы он понял всю серьезность сказанных мною слов. Я правда сделаю всё, что он только попросит, только бы Тахиров не останавливался и помогал нам.

Рустам молчит. На серьезном лице не дергается ни один мускул. Но мне достаточно его взгляда — будто в чёрных невозмутимых глазах мерцает огонёк. Он открыто рассматривает меня — цепляется взглядом за декольте, опускается чуть ниже и делает ещё один глоток янтарной жидкости. Когда я встаю перед ним на колени и тянусь рукой к пряжке его ремня, задевая внушительную выпуклость, то точно знаю, что всё делаю правильно.

Глава 19

Когда я встаю перед ним на колени и тянусь рукой к пряжке его ремня, задевая внушительную выпуклость, то точно знаю, что всё делаю правильно.

Мои действия неумелые и нервные, потому что в первый раз. Руки дрожат, когда я тяну змейку вниз и расстегиваю его ширинку. Слышу, как Рустам отставляет бокал с алкоголем в сторону, не прекращая на меня смотреть. Я чувствую его взгляд на себе. Самодовольный и дерзкий. Не знаю, что буду делать дальше, но отступать назад слишком поздно. Смотреть ему в глаза не могу. Особенно когда беру в ладонь его член. Большой, с крупными вздутыми венами и широким объемом. И мне впервые становится страшно.

Я слегка отшатываюсь в сторону и зажмуриваю глаза. Неторопливо приближаюсь к возбужденному органу Тахирова и чувствую, как его пальцы смыкаются на моём подбородке.

— А теперь посмотри на меня, Лера, — произносит он низким хрипловатым голосом.

Я открываю глаза и смотрю в его насмешливые глаза. Дьявольские, с недобрым огоньком.

— Ты правда этого хочешь? — спрашивает спокойным тоном, в то время как моё сердце готово выпрыгнуть из груди.