— Ты предлагаешь мне бартер? Заманчивая идея, Лера. И правильная по отношению к помощнице. Но знай, что ты в любом случае поехала бы в тот роддом, который я тебе предложил. Потому что…

— … потому что у меня нет выбора, — заканчиваю вместо него.

— И это тоже, да, — кивает Рустам. — Умница, девочка.

Он пользуется тем, что знает обо мне всё до мельчайших деталей. Тахиров может делать со мной всё, что угодно — никто даже не кинется защищать никому ненужную детдомовку.

— Дай Ирине последний шанс, и я больше никогда с ней не заговорю, — произношу с тяжелым вздохом.

— Я подумаю, — Рустам разворачивается ко мне спиной и начинает подниматься по лестнице. — И да, мы с Викторией Леонидовной не любовники. Я не трахаю тех, с кем работаю.

Глава 10

Каждое новое пробуждение в особняке Тахирова дается мне сложнее и сложнее. Выходить из комнаты не хочется — я боюсь, что встречусь там с Рустамом, а этого я опасаюсь больше всего. Общение с ним… вызывает во мне необоснованную панику. Я не знаю, чего от него ждать, не знаю, на что он способен, поэтому насколько смогу буду пытаться избегать встречи с ним. Необъятные квадратные метры его особняка, к счастью, позволяют делать наше общение нечастым.

Я ощущаю, что быть здесь не должна, что своим пребыванием в этом доме порочу то, что было между нами с Тимуром. Гармония, тепло и уют. Порой мне казалось, что он обходиться со мной слишком мягко, словно с хрустальной вазой. Оберегает меня так, как никто и никогда, кроме мамы…

Даже его обоснованное желание не касаться меня во время беременности было таким… милым. Порой мне хотелось всё повторить. Всю ту страсть, которая была между нами до того, как я забеременела. Хотелось вновь почувствовать его сильные ладони на своем теле, ощутить грубую мужскую сущность и болезненно-приятные толчки в своем теле. Но я принимала его желание не навредить мне и ребёнку. К тому же, не каждый мужчина возжелает беременную женщину. Это я тоже прекрасно понимала.

Я лениво валяюсь в постели, пока не слышу телефонный звонок. Тело наливается приятным теплом, когда на дисплее мобильного я вижу фотографию Дашки.

— Привет, дорогая! Не сильно занята? — спрашивает подруга.

— С минуты на минуту за мной приедет помощница Рустама и мы вдвоем отправимся сначала в роддом, а затем за покупками, поэтому нет, совершенно не занята.

— Тебе обязательно иметь дело с его помощницей? Почему бы ему не дать тебе возможность самой всё решить и выбрать то, что тебе понравится? — возмущается Дарья в телефонную трубку.

— Тут всё просто. Рустам не доверяет мне, — я поднимаюсь с постели и подхожу к высокому зеркалу.

Осматриваю себя со всех сторон и остаюсь вполне довольна собой. Впервые после смерти Тима я смогла нормально выспаться, пусть ночью меня и мучили кошмары, под утро я уснула как младенец. Темные круги под глазами исчезли и это не могло не радовать.

— Боится, что ты сбежишь? Но вот неувязка — тебе и бежать-то некуда, — вздыхает Даша. — Мне очень грустно, что я ничем не могу тебе помочь, Лер. Мать совсем никакая стала — её не останавливают ни мои просьбы, ни угрозы, ни то, что с очередной дозой может наступить её конец.

Дашка вздыхает и мне до боли становится её жалко. Хочется оказаться рядом и покрепче её обнять. Я как никто понимаю её проблему, имея зависимого от алкоголя отца.

— Ладно, не унываем, подруга. За чёрной полосой обязательно наступит белая, — произносит Даша.

— Я люблю тебя, знаешь? И обещаю, что на днях мы с тобой обязательно встретимся.

Подруга кладёт трубку, а я вновь укладываюсь в кровать, накрываясь одеялом, потому что впервые в жизни не хочу, чтобы начинался новый день.

***

К роддому мы едем с Викторией Леонидовной молча. Она сидит, потупившись в телефон, я — в окно. Погода на улице замечательная — ярко светит солнце, на небе ни облачка. Кажется, в город наконец-то ворвалось бабье лето.

— Значит так, сейчас по-быстрому заключаем договор с доктором, сдаем анализы и покупаем необходимые детские товары, — произносит Вика, заблокировав телефон.

Рустама рядом нет, поэтому прикидываться, что она действительно хочет мне помочь не имеет смысла. Помощница Тахирова поворачивается ко мне лицом и пристально окидывает взглядом. Её голубые глаза впиваются в моё лицо. Разглядывают меня с головы и до ног, не стесняясь. Я уверенно выдерживаю её взгляд и хмыкаю, потому что сама не рада такому соседству. Раз уж среди всех сотрудников Рустама мне досталась именно Вика — буду довольствоваться тем, что есть.

— Не утруждайся на пояснения, меня тоже тяготит твоё общество, — киваю в ответ.

— Рада, что ты такая понятливая. Надеюсь, что мы сработаемся.

— Не надейся, — отворачиваюсь к окну и всматриваюсь в высотное здание родильного дома.

Автомобиль останавливается у центрального входа. Я выбираюсь на улицу, расстегиваю куртку, потому что солнце нещадно печёт в черную верхнюю одежду.

— Поторапливайся, — командует Вика, цокая каблуками.

Она стильно одета — короткое бежевое пальто, замшевые туфли на полтона темнее и чёрное платье, которое облепило её фигуру в форме гитары. Я иду следом за ней. Настолько быстро, насколько могу. Мне и самой хочется поскорее со всем этим закончить. Вид больницы вселяет панику. Особый запах, который витает даже в дорогом клиническом госпитале пропитывается в одежду и преследует меня в лифте.

Воспоминания наваливаются на меня снежным комом. Мне десять. Я приезжаю вместе с отцом в онкобольницу, прохожу мимо палат, где сидят десятки больных раком людей. Вглядываюсь в их печальные лица и боюсь. Цепляюсь в папину руку сильнее, жду, что он защитит меня и скажет, что всё будет хорошо, жду, что заберёт меня отсюда и увезёт домой. Мы входим в палату, где помимо мамы находятся ещё три женщины разных возрастов. Но мама — самая молодая. Лежит в кровати на белых простынях и её лицо кажется сливается с этими самыми простынями. Такое же белое и безжизненное.

Отец потерян. Он не знает, как будет жить без неё, а я не знаю, как буду жить без них двоих, потому что чувствую — папа не справится без мамы. Он слабый и нуждается в поддержке, а мать всегда была главой семьи и держала всё под контролем, потому что на отца было сложно положиться. Он просит обнять маму. Я склоняюсь над ней, приобнимаю за плечи, стараюсь не вдыхать запах сильных лекарств и приближающейся смерти.

В палату заходит толстая медсестра со штативом для капельницы. Грубо отталкивает меня в сторону и берёт мамину исколотую руку. Я понимаю, что мать для неё очередная пациентка, но сердце за неё все равно болит.

— У нас тихий час — время для посещений окончено! — говорит медсестра, обращаясь в нашу сторону.

Мы с отцом уходим. Я долго оборачиваюсь назад, всматриваюсь в окна диспансера, в надежде, что мама поднимется и помашет мне рукой, но этого не происходит. В тот же день я потеряю её навсегда.

***

— Приехали, — произносит Вика и воспоминания тут же растворяются.

Я украдкой вытираю скопившиеся в уголках глаз слёзы и выхожу из лифта на седьмом этаже. Виктория проводит меня к кабинету и деловито проходит внутрь. Оплачивает родзал, естественные роды и анестезию, хотя я прошу обойтись без неё. Вика бросает на меня строгие взгляды, и я неожиданно для самой себя замолкаю. Думаю, о том, что в процессе всё равно смогу отказаться.

Доктор — пожилая женщина с неожиданно добрым взглядом просить прилечь меня на кушетку. Она не осуждает меня за страхи, не лезет с распросами. Просто водит датчиком по животу и слегка хмурится. Легкая паника прокатывается по телу. Я боюсь, что с ребёнком что-то не так, но вскоре её хмурый взгляд становится прежним и я выдыхаю.

— Лера, правильно? — я киваю. — Лера, у малыша небольшое обвитие пуповиной, но это не страшно. Плацента мне не нравится, но мы будем её контролировать, хорошо?

Я киваю и стираю с живота липкую жидкость.

— Тогда буду ждать тебя через неделю.